Карл Линней [1975, худож. В. Бескаравайный] - Вера Михайловна Корсунская

— Я изучал там коллекции рыб у Слоана. Это замечательно интересно. Но мне было грустно без вас, дорогой Карл, я постоянно вспоминал Упсалу, наши разговоры о реформе в науке. Что же я все о себе говорю? Это от радости видеть вас…

…Ах, Артеди… Лучший памятник — издать его книги. Клиффорт сказал: «Располагайте средствами, как найдете нужным, чтобы увековечить память вашего друга…»

…Всю ту памятную ночь после встречи они говорили о науке, общем труде. Их все соединяло: мечты первой молодости, научный поиск, горькая нужда, любовь к отечеству.

Артеди сказал тогда, что все еще не имеет средств для защиты докторской степени, задолжал за квартиру. Бедствовал все эти годы в Англии…

Сердечный добрый Артеди от души был рад, что его друг признан заграничной наукой. Ни тени зависти: «Вот ему повезло, а я пропадаю в нужде!» Он совсем позабыл о своих невзгодах в ту ночь. Они просидели до зари.

— И у тебя будет хлеб и слава! Гостеприимная Голландия не откажет Артеди, который составляет дополнение моего духа и труда. Сегодня я почувствовал крепость и силу, когда небо возвратило мне тебя, потому что предназначены нам общие дороги. — В глубоком волнении Линнеус пожал руку Артеди, желая придать ему мужество и надежду. Тучи развеются над твоей головой! У меня уже есть кое-что стоящее. Вот в чем дело. Здесь в Амстердаме есть один очень богатый аптекарь, немец, большой любитель рыб. У него музей. — Да нет, я серьезно говорю! — вскричал Линнеус, заметив улыбку друга: «Стараешься, мол, подбодрить меня, мой славный Линнеус!» — Так вот, немец предложил мне систематизировать и описать его рыб, а то он совсем среди них запутался. Аптекарь обещает хорошо заплатить, но я не могу принять его предложения, хоть оно и сулит большие выгоды. Мне дышать некогда, — засмеялся Линнеус, — а теперь… Да кто же, кроме Петра Артеди, может выполнить эту работу!

— Вот удача! Я смогу применить свою классификацию, установить систематические группы рыб. Дам им характеристики. Распределю рыб по видам.

Ах, какое это было счастливое время для обоих друзей. Какие чудесные встречи, беседы о том, что удалось сделать, о планах на будущее…

Каждый оттачивал и проверял свои мысли, вместе решали трудные вопросы, говорили о новых книгах…

Одновременно разрабатывали свои методы описания и классификации организмов, один — для растений, другой — для рыб. Ничто не омрачало этой умной, красивой дружбы двух молодых ученых.

И как все кончилось глупо и жестоко: осенние вечера темны, а освещения в Амстердаме почти нет, и черный канал стал могилой талантливого ученого…

— Ваш друг Артеди остался мне должен, — заявил хозяин квартиры, где жил покойный. — Я не собираюсь нести убытки и в погашение долга оставлю за собой его рукописи и другие вещи. Потом продам с аукциона.

Выручил Клиффорт, давший Линнеусу деньги на уплату долгов Артеди.

Наконец-то Линнеус завладел наследством друга и начал подготовку труда к печати.

«Я теперь занят печатанием посмертного сочинения моего старого друга, Петра Артеди, в котором, если я не ошибаюсь, — писал он одному немецкому профессору, — вы увидите больше усовершенствований, чем их было сделано в ботанике за 100 лет».

В 1738 году труды Артеди о рыбах в пяти томах вышли из печати, — так Линнеус увековечил память друга в науке. Артеди считают отцом ихтиологии — отдела зоологии о рыбах.

Последняя зима в Голландии

Однако постоянное и крайнее напряжение в работе дало о себе знать. Осенью 1737 года Линнеус почувствовал, что, несмотря на княжескую роскошь в доме Клиффорта, здоровье его расстроено. В Голландии его труды высоко оценили. Его систему голландские ботаники приняли; труды издавали так много и быстро, как он и мечтать не мог в Швеции. Ему сделали заманчивые предложения:

— Вы можете поехать за счет правительства на мыс Доброй Надежды, чтобы обогатить Голландию африканскими растениями.

— Нет, для меня, уроженца Севера, тропический климат не годится, — ответил Линнеус.

— В Утрехтском университете освобождается место профессора ботаники. Вам надлежит его занять.

Бургав непременно хотел удержать его в Голландии и предложил ему перейти в голландское подданство. Он даже делал намек на то, что готов отдать шведу руку своей дочери вместе с богатым приданым.

Но нет, не манила Линнеуса Голландия со всеми жизненными благами, которые она предлагала: соскучился по родине, родным. Ждет ли его Сара-Лиза? Письма идут невероятно долго… Может быть, она забыла его. Смерть Артеди… Тяжело, тяжело. Голландия — милая, добрая к нему, и все-таки она чужая. Да и пребывание у Клиффорта, что оно теперь даст для него как ученого после того, как описание сада уже сделано? Подыскать для сада новые редкостные растения? Этого теперь мало. Если жить вдали от невесты на чужбине, так, по крайней мере, надо все узнать, что есть в науке этой страны. Вот в Лейдене при университете имеется сад, — посмотреть бы, какая там ведется работа…

Лейденские ботаники встретили его радушно, особенно его доброжелатель Гроновиус. И Линнеус стал работать в университетском Ботаническом саду, где ему предложили расположить растения по его системе.

Гроновиус придумал оригинальную форму для пропаганды «Системы природы».

— Не забудьте, сегодня суббота, — шутливо говорил он профессорам университета.

— Весьма признателен. А что сегодня будет: рыбы, цветки?

— О, это решит наш уважаемый председатель, Карл Линнеус. До вечера!

Вечером Линнеус раздавал собравшимся минералы, в другой раз — насекомых или растения. Ученые определяли их с помощью таблиц из «Системы природы». Всем эти заседания нравились, и их охотно посещали, а Линнеус нарочно выбирал объекты, наиболее неизвестные. Сам Бургав участвовал в субботних «вечеринках» натуралистов, считая их своим еженедельным отдыхом.

— У нас блестящий клуб, — восхищался Гроновиус успехами «Системы природы» и ее автора. — Таблицы замечательны и нужны всем; надо повесить их у себя перед глазами в рабочей комнате.

Скромно, но безбедно, интересно прошла зима 1737/38 года. Как-то весной Линнеус получил из дома письмо о том, что он может потерять невесту, за ней ухаживает один молодой профессор. Линнеус тотчас наметил день отъезда, но неожиданно сильно заболел. И опять великодушный Клиффорт пришел к нему на помощь.

— Возвращайтесь в Гартекамп на срок, какой сами назначите.

Через два месяца значительно поправивший свое здоровье Линнеус распрощался с Клиффортом и поехал в Лейден к Бургаву проститься. В это время Бургав был настолько слабым, что уже не покидал постели. С глубоким волнением молодой ученый приник к руке старца, безмолвно благодаря за отеческую заботу